Два момента из жизни

За свои сорок лет жизни в теперь уже в бывшей советской России, я только дважды не чувствовал себя инородным телом этой многонациональной страны, и ниже помещены воспоминания описывающие эти два момента.

Как я стал частью своего народа

Мне тогда было лет шесть-семь и мы, послевоенные дети, вне школы были предоставленны себе и улице.  На улице дети стихийно самоорганизовывлись в группы, обычно по месту жительства: двор или несколько дворов, квартал.  Достаточно часто между группами возникали потасовки, драки.  Надо заметить что драки были повседневным явлением, но взрослые как правило не вмешивались.  На каждую жалобу ответ был: “разбирайтесь сами”.   В результате каждый быстро научился оценивать свои силы и стоит ли ввязываться в драку.  Несмотря на явную жестокость: кровоточащий нос, синяк под глазом, вспухшая губа и т.д., я до сих пор рассматриваю эти взаимоотношения между подростками абсолютно нормальными для того времени и общества.   Драки происходили по самым разным причинам, но вспыхивали значительно чаще между членами разных групп.  То есть чувство принадлежности к некой группе появляется у человека на самой ранней стадии его развития.

В один из  летних вечеров, когда наша кодла тусовалась в уличном парке, где как и на всей улице не горел ни один фонарь (фонари так красиво вспыхивают когда в них попадаешь из рогатки, а затем из какого-нибудь окна слышно: “Сво-ло-чи, с-cукины дети”, и наступает темнота).  Так вот, в один из таких тёмных вечеров от предводителя поступило предложение: “А не пойти ли нам бить окна евреям?”  “Ты, Лёнька не бойся, твои окна мы бить не будем, ты наш пацан”, сказал предводитель и щёлкнул меня по голове.  Щелчок был весьма чувствительный, и я хоть и поморщился, но почуствовал себя таким же как все, своим, и помню, это чувство мне было приятно.  Так впервые, я почуствовал себя частью своего народа.

В качестве жертвы выбрали пожилую еврейскую пару, которая жила в нашем дворе на втором этаже, а окна выходили на улицу.  Дома были дореволюционной постройки, второй этаж был высоко, и попасть в окно с силой чтобы разбить стекло, это не так просто, про меня и говорить нечего.  Но, у предводителя была рогатка с чугункой (кусочки битого чугуна), в умелых руках это смертельное оружие.  Раздался звон разбитого стекла, свет погас, мы разбежались.

Я ничего не помню об этой еврейской паре, вскоре они ушли из жизни также незаметно как и жили.  Но чувство, что я поступил очень дурно живёт во мне до сих пор.

Федот, да не тот

Однажды я поехал на какую-то конференцию в Гагры.  Стояла поздняя осень, мне было около 30 лет, и выглядел я приблизительно как на этой фотографии.  Для тех кто забыл, Гагры это курортный город в Абхазии, которая в то время входила в состав Грузии.  В то время там в основном проживали  абхазцы и грузины, но после конфликта 1992-1993 годов большинство грузинского населения было вынуждено покинуть Абхазию.

После конференции я решил побродить по улицам города. Курортный сезон окончился и на улицах в основном было местное население. Куда бы я ни заходил, с кем бы ни обменивался мимолетним взглядом, меня не покидало удивительное чувство комфорта, которое я ещё никогда в жизни не испытывал.  Вначале я отнёс это к смене климата. Я прилетел из Москвы в пальто, когда там падал снег, а здесь, легкий свитерок, прекрасная набережная на берегу Чёрного моря, пальмы, морской бриз.  Фантастика!

И вдруг я всё понял, я такой же как они, на меня никто не смотрит как на чужака. Я среди своих! Но всё очарование и чувство внутреннего комфорта мгновенно улетучилось, как только я спросил приветливо смотрящую продавщицу о названии незнакомого мне фрукта.  Она посмотрела на меня с удивлением, и я прочитал в её глазах: “Русский?!”  Я знал этот взгляд. В Москве, где я жил, я встречал его на себе каждый день в метро, в электричке, везде где вы встречаетесь взглядом дольше чем на одну-две секунды.  Только в Москве в глазах я читал: “Грузин? Кавказец? Еврей? Чёрт его знает!”  Однако стоило мне произнести хотя бы одно слово или держать в руках научную публикацию, немой вопрос переходил в немое утверждение: “Еврей!”  Я действительно похож и на тех и на других, и на грека, и на сицилийца, но уж точно не на русского.

Кавказцы (грузины, азербайджанцы, абхазцы и т.д.), не знаю как сейчас, но в то время по-русски говорили с сильным акцентом.  И поэтому когда я вдруг заговорил на чистом русском языке, я прочитал удивление в её глазах: “Как, свой кавказец говорит по-русски?!” И я тут же перестал быть своим и стал русским, потому как для неё все, кто говорит по-русски, русские.  А русских на Кавказе никогда не любили.  Их терпели, но не любили, они с царских времён были и остались завоевателями, поработителями.  И всё это я читал и во взгляде и в интонации.  Я несколько раз повторил этот эксперимент, и каждый раз когда я заговаривал, очарование комфорта нахождения в своей среде, среди своих, исчезало.

А название незнакомого мне фрукта, вы видите его слева, было – фейхоа.  Это очень ароматный и приятный на вкус фрукт из семейства миртовых.  В память о своём коротком очаровании не состоявшейся родиной здесь в Штатах я завёл комнатный вариант фейхоа, strawberry guava – это маленькое дерево из того же семейства, растёт в горшке и раз в году приносит мне горсть нежных ароматных плодов.

Upper Saddle River, Sept-2016